Мы помним. Мы гордимся.

Шебекинский район

Медведева Мария Григорьевна

Родилась в хуторе Липцы Корочанского района в 1930 году. В семье было пятеро детей. Отец погиб на фронте. После замужества жила на хуторе Андреевка до прекращения его существования, работала в колхозе . В настоящее время живет в селе Белый Колодезь.

Когда началась война, мне шел одиннадцатый год. Матери в этот день дома не было, она ушла в село Коренец, там тогда валенки валяли. Отец работал бригадиром. Приехал вечером домой и сказал, что началась война. С нами жила бабушка, и услышав это известие, она заголосила. Ночью мы услышали стук в дверь, это посыльный из Караиченского сельсовета и принес повестку отцу с приказом наутро явиться на призывной пункт в Большетроицу. Бабушка снова заголосила и со слезами начала собирать отца в дорогу.

Наутро брат отца повез мужчин в Большетроицу, а потом в Шебекино. В один день с нашего хутора забрали пять мужиков, и ни один из них не вернулся с войны. Из Шебекино наших мужиков направили в Белгород на учебу. Вскоре отец прислал письмо, что они живут в Белгороде и выезжают на учения в Батрацкую Дачу.

Мама вместе с другими женщинами, собрав что могли - хлеб, сухари - пошли пешком в Белгород. Пока мужики стояли на учениях, они ходили в Белгород раза четыре: утром рано встанут, пока солнце взойдет, они уже минуют Большое Городище, к вечеру приходят в Белгород. Там переночуют и утром назад, к вечеру уже дома. Мы оставались дома. Старшей сестре Лене было уже 15, и ее забирали копать окопы или на строительство дороги. Мне было десять, Нине - восемь, Паше - шесть, Толику полтора годика. Бабушке было уже больше восьмидесяти, но она сама корову доила.

Когда в последний раз женщины пошли в Белгород, мужчинам уже выдали военную форму, скоро их отправили на фронт. Попали они в город Ржев Калининской области в конце августа. А в декабре приехал мужчина краснополянский с фронта и рассказал как погиб наш отец. Это случилось после боя. Он чистил в окопе ружье, и немецкий снайпер его застрелил. Тут же в окопе его похоронили.

О немцах помню только, что когда проходили через хутор, то требовали молоко, как будто корову каждый час доить можно. Немцы прошли через хутор быстро, ночь переночевали и двинулись дальше на Соколовку. С собой везли убитого большого начальника, хотели похоронить в нашем хуторе, но что-то им не понравилось, повезли дальше. Похоронили его на Ивице, прямо перед чьим-то домом. После освобождения наши его перезахоронили.

Во время оккупации во всех дворах забирали живность: коров, поросят, кур. Староста предупредил, что и нашу корову скоро заберут, но не успели - наши пришли. Тем, у кого немцы забрали коров, наши коров выдали, не знаю, где они их брали. Школа у нас в Липцах работала всю войну и при немцах, учительница была из Большого Городища, но я к этому времени три класса уже закончила, а семилетка была во Второй Стрелице, я туда пошла уже после освобождения.

Зимой 1943 года отступали мадьяры. Сестра поехала в Тюрино на мельницу. Едут и видят, что-то белое в полях копошится, оказывается это наши разведчики. Сестру и тех, кто с ней ездил, в этот день домой не пустили, чтобы они не попали под перестрелку.

Летом 1943 года в хуторе стояли наши солдаты, а потом пошли на Прохоровку. Не знали, где немец может прорвать оборону, и наш хутор весь заминировали: каждую хату, улицу и яр. Нас всех эвакуировали в Ивановку. Четыре дня мы жили в конюшне, потом, когда началось наступление под Прохоровкой, хутор разминировали, и мы вернулись в свои дома.

После освобождения я работала в колхозе. Мама и сестра работали на ферме, пригнали откуда-то в колхоз голов десять коров. Я работала на свинарнике. Довелось поработать и плугатором на сеялках. Сеялки были конные, напрыгаешься за день, ноги гудят. А домой придешь, вся в пыли, а надо еще воду в печи греть, чтобы помыться.

Работали трудно, платить ничего не платили, только может, масло продашь или яйцо, и то эти деньги на налоги уходили. В колхозе получали по полтора центнера зерна на семью за трудодни. Вот так и жили. Здоровье наше видно там осталось.