Мы помним. Мы гордимся.

Шебекинский район

Сухоруков Анатолий Сидорович

Родился в 1930 году в селе Белый Колодезь. Отец - Сухоруков Сидор Михайлович, 1903 года рождения, мать - Сухорукова Матрена Стефановна, 1900 года рождения. В семье было четверо детей. Работал в колхозе счетоводом, бухгалтером. Проживает в селе Белый Колодезь.

Войну я помню с первого дня. Отец ушел на фронт. Старший брат умер в 1941 году накануне войны. Дома оставались мать и я с сестрой. Мне в 1941 году шел уже двенадцатый год и немцев я встречал с кулаками. Они гнались за мной до самой Ковалевки. Там, в доме матери Найденова Ивана Николаевича, у них был временный штаб.

Когда наши отступали, я носил продукты солдатам: мать наготовит борща, нальет в котелок, и я несу. Окопы были в Лесовом и на горе, где была ферма. Принесу продукты, они мне за это дадут отстрелянных гильз, а я рад, вроде, как патроны получил.

Став постарше, меня вместе с другими подростками и женщинами начали посылать копать окопы и противотанковые рвы в Титовку и за Большетроицу. Женщины копали в полную силу, а мы, мальчишки, все равно больше баловались, чем работали. Хотя противотанковые рвы копали, но танки через них проезжали почти без задержки.

Немцы пробыли у нас с июня 1942 по февраль 1943 года. Накануне наступления немцев была бомбежка. У нас на огороде снарядом убило корову, а у соседа побило овец. Когда уходили наши, то двух солдат убили на Лысой горе. Они, отступая, поднялись на гору, а если бы уходили по логу, их бы никто не заметил. Это были молодые ребята с Донбасса. Еще двух солдат застрелили в подвале у Петра Яковлевича Мещерякова. Похоронили их на кладбище, и только после войны всех солдат, погибших в округе, перезахоронили в братскую могилу.

В нашем селе немцы вели себя спокойно, никого не трогали. Старостой назначили Никодима Калашникова, он не хотел, но разве можно было отказаться? Полицаями были назначены Василий Калашников, Василий Самойлов, Иван Тимофеевич Калашников, Аким Калашников, который впоследствии организовал партизанский отряд. Когда пришли наши, то всех полицаев, не особенно разбираясь, осудили и сослали на Урал, все получили по 25 лет.

В Артельном во время оккупации стояли мадьяры. Там была конюшня, и женщин, и подростков с Артельного и Белого Колодца гоняли туда чистить навоз и подметать. За рабочими строго следили, отмечаться нужно было обязательно каждое утро. В феврале 1943 года, когда отступали немцы, стояли страшные морозы. При отступлении были убиты пятеро мадьяр, и мы, подростки по морозу оттаскивали их на салазках в Лесовое на конское кладбище. Там их схоронили.

После освобождения села работал в колхозе. Летом дети ходили собирать колоски. Я очень любил кататься на лошадях, но чтобы конюх разрешил покататься, выполнял в конюшне разную работу: носил сено в конюшню, чистил лошадей.

В голод у нас в селе никто не умер, только пухли. А вот в Артельном были случаи, что и умирали от голода. Ели все, что можно было найти: соевый жмых, щавель, ранней весной ходили в совхоз и собирали на полях картошку, которую вымывала вода.

В 1945 году вернулся с фронта отец и его поставили председателем колхоза. При нем начали сажать колхозный сад. Отец мне спуску не давал, заставлял работать больше других, чтобы не подумали, что он своего сына жалеет. После войны я отучился на курсах и стал работать в колхозе счетоводом.